Душа — цветок! Это прекрасно, друг! Что еще надо в этой сложной жизни?
Когда устаю, начинаю жалеть я
О том, что рожден и живу в лихолетье,
Что годы растрачены на постиженье
Того, что должно быть понятно с рожденья.
А если б со мной не случилось такое,
Я смог бы, наверно, постигнуть другое
Что более вечно и более ценно,
Что скрыто от глаз, но всегда несомненно.
Ну, если б хоть разумом Бог бы обидел,
Хоть впрямь ничего б я не слышал, не видел,
Тогда б… Что ж, обидно, да спросу-то нету…
Но в том-то и дело, что было не это.
Что разума было не так уж и мало,
Что слуха хватало и зренья хватало,
Но просто не верило слуху и зренью
И собственным мыслям мое поколенье.
Не слух и не зрение — с самого детства
Нам вера, как знанье, досталась в наследство
Высокая вера в иные начала…
О, как неохотно она умирала!
Мы знали: до нас так мечтали другие,
Но всё нам казалось, что мы не такие,
Что мы не подвластны ни року, ни быту,
Что тайные карты нам веком открыты.
Когда-нибудь вспомнят без всякой печали
О людях, которые меры не знали.
Как жили они и как их удивляло,
Когда эта мера себя проявляла.
И вы меня нынче поймете едва ли,
Но я б рассмеялся, когда б мне сказали,
Что нечто помимо есть важное в мире,
Что жизнь это глубже, страшнее и шире.
Уходит со сцены мое поколенье
С тоскою расплатой за те озаренья.
Нам многое ясное не было видно,
Но мне почему-то за это не стыдно.
Мы видели мало, но значит немало,
Каким нам туманом глаза застилало,
С чего начиналось, чем бредило детство,
Какие мы сны получили в наследство!
Летели тачанки, и кони храпели,
И гордые песни казнимые пели,
Хоть было обидно стоять, умирая,
У самого входа, в преддверии рая.
Еще бы немного напора такого
И снято проклятие с рода людского.
Последняя буря, последняя свалка
И в ней ни врага и ни друга не жалко.
Да! В этом, пожалуй что, мудрости нету,
Но что же нам делать? Нам верилось в это!
Мы были потом. Но мы к тем приобщались,
Нам нравилось жить, о себе не печалясь.
И так, о себе не печалясь, мы жили.
Нам некогда было мы к цели спешили.
Построили много и всё претерпели,
И всё ж ни на шаг не приблизились к цели.
А нас всё учили. Всё били и били!
А мы все глупили, хоть умными были.
И всё понимали. И не понимали.
И логику чувства собой подминали…
Мы были разбиты. В Москве и в Мадриде.
Но я благодарен печальной Планиде
За то, что мы так, а не иначе жили,
На чем-то сгорели, зачем-то дружили.
На жизнь надвигается юность иная,
Особых надежд ни на что не питая.
Она по наследству не веру, не силу
Усталое знанье от нас получила.
От наших пиров ей досталось похмелье.
Она не прельстится немыслимой целью,
И ей ничего теперь больше не надо
Ни нашего рая, ни нашего ада.
Разомкнутый круг замыкается снова
В проклятие древнее рода людского!
А впрочем, негладко, непросто, но вроде
Года в колею понемножечку входят,
И люди трезвеют и всё понимают,
И логика место свое занимает,
Но с юных годов соглашаются дети,
Что зло и добро равноправны на свете.
И так повторяют бестрепетно это,
Что кажется, нас на земле уже нету.
Но мы существуем! Но мы существуем!
Подчас подыхаем, подчас торжествуем.
Мы опыт столетий, их горечь, их гуща.
И нас не растопчешь мы жизни присущи.
Мы брошены в годы, как вечная сила,
Чтоб злу на планете препятствие было!
Препятствие в том нетерпенье и страсти,
В той тяге к добру, что приводит к несчастью.
Нас всё обмануло: и средства, и цели,
Но правда всё то, что мы сердцем хотели.
Пусть редко на деле оно удается,
Но в песнях живет оно и остается.
Да! Зло развернется… Но, честное слово,
Наткнётся оно на препятствие снова,
Схлестнется… И наше с тобой нетерпенье
Еще посетит не одно поколенье.
Вновь будут неверными средства и цели,
Вновь правдой всё то, что мы сердцем хотели,
Вновь логика чувствами будет подмята,
И горькая будет за это расплата.
И кто-то, измученный с самого детства,
Усталое знанье получит в наследство.
Вновь будут несхожи мечты и свершенья,
Но будет трагедия значить движенье.
Есть Зло и Добро. И их бой нескончаем.
Мы место свое на земле занимаем.
Наум КОРЖАВИН, поэт.
***
У каждого своя дорога в жизни,
Пусть даже строем мы по ней идем.
У каждого своя судьба, харизма,
Но все мы счастья в этой жизни ждем.
У каждого свое по жизни счастье.
Мы в кузнице судьбы его куем.
Сквозь беды, радости, грозу, ненастье,
Глотая слезы, мы к нему бредем.
У каждого свои бывают слезы,
За нашу жизнь их выплакать нельзя.
И сквозь туман слезы мы счастья видим грезы,
Всегда надеемся на лучшее, а зря.
У каждого свои бывают грезы.
Они тревожат душу, бередят,
Внимая им, мы плачем вновь, и слезы
На счастье нам опять туманят взгляд.
У каждого всегда свой взгляд на счастье.
Один и малому бывает часто рад.
Другой балдеет, упиваясь властью.
Иной от горя ближнего нередко счастлив, гад.
У каждого своя есть мера власти,
И каждый склонен упиваться ей.
От власти наши горести, напасти
С рождения и до последних дней.
30.07.06 г.
***
Беседка, ночь. И вдруг пред взором ветка.
С сиреневою гроздью бархатистой.
Исчезло все! И я один в беседке.
Луна и куст сирени серебристый.
Открытость и доверчивость цветка,
Его готовность запахом отдаться
Дурманят голову, и, опьянев слегка,
Я думаю за жизнь-то стоит драться!
Взгляни, мой друг, попристальней кругом,
Отринь заезженные мысли и поступки,
Представь себя сиреневым цветком,
Иль красным маком, или незабудкой.
И как они, открытостью пленив,
Душевной красотой своей раскройся,
И в сердце зазвучит совсем иной мотив:
Живи, ликуй и ничего не бойся!
Ложь и коварство, пошлость бытия
По волшебству добра немедля канут в Лету.
Останется лишь собственное я,
Готовое обнять и целовать планету.
Вот с этим чувством и живи в миру.
Оно мощней любого из оружий.
С любовью в будни ты и на пиру
Сильней врага, пусть даже вкруг он кружит.
Не обращай вниманья на него,
В какие б ни рядился он обличья,
Иди к нему с добром и побеждай его
Умом и лаской, не поправ приличий.
Так избежишь ты множества грехов.
Тебе гордыня и коварство будут чужды.
Твоя душа вместит столько цветов
Из сада жизни! Их не рви без нужды!
Душа цветок! Это прекрасно, друг!
Что еще надо в этой сложной жизни?
Настанет время и однажды, вдруг,
За ним пришлет Он на пороге тризны.
Пусть будет сладостным и этот горький миг
В любви к Нему нет муки увяданья.
Все, что сумел, все ты в миру постиг.
Дари свой поцелуй воздушный на прощанье!
***
Ты запомни, что все это тщетно,
Не запомни, точнее, пойми:
Все потери на вашей планете
Лишены сути Божьей любви.
Не любви в виде плотской забавы,
Не ее платонических грез.
Не любви, за которую бабы
Льют ночами немерено слез.
А любви, когда ближний вам дорог
Просто как собеседник и брат,
Когда бьющий нещадно вас ворог
Будет вами прощен как собрат.
Кто умеет любить, тот мудрее.
В жизни вас он быстрее поймет.
Потому и вину лиходея
На себя он нередко берет.
Вы любовью еще не прониклись
И не вняли, что надо прощать.
Искры нет в вас, вы с серостью свыклись
И не знаете, в чем благодать.
Благодать наполняет те души,
Кто сумел чрез себя преступить.
Слово Божье любя, не нарушил
И кто смог горемыку простить!
***
Затихло все. Я испытуем.
Ночь длинная бессонницей полна,
Мозг мысли ворошит, перебирая всуе
Воспоминанья за волной волна.
Я испытуем собственной душою
Могу ли сам с собою честным быть.
Могу ль в ночи за жизни мишурою
Увидеть правду о себе и волком взвыть.
Могу ль, исходя греховной рвотой,
Подняться на Голгофу перед Ним,
Могу ль наполниться единственной заботой:
Прощен ли буду Господом моим?
Я испытуем страстностью, гордыней,
Я испытуем сонмищем грехов.
Средь них живу, как червь среди пустыни,
Взывая к Господу : «Не будь ко мне суров!»
Как устоять пред жизнью, не согнуться
В клоаке мерзостей душою чистым быть?
Не очерстветь, не взвыть, не содрогнуться,
Когда добро хотят вокруг убить?
В этой ночи я не прошел экзамен
На твердость в вере, святость, аскетизм.
Но, слава Господи, что я пока не Каин.
Я так надеюсь, что не стану им.
В.С.
.jpg)
