ПОЭТ В ОТВЕТЕ ЗА ВСЕ, ЧТО ПРОИСХОДИТ В МИРЕ
 Маленькая хрупкая женщина, по обыкновению, одетая в черное, с загадочной улыбкой на лице, но с необыкновенно грустными, большими, подернутыми дымкой глазами, встречает меня на пороге своего дома. Это Белла Ахмадулина из плеяды "шестидесятников", автор известных песен из "Иронии судьбы, или С легким паром", "Жестокого романса" и многих других стихов, которые коллеги по перу называют старинным высоким словом "изящная словесность". Под стать стихам в ее жизни были и ирония, и жестокость, и печаль, и радость.
ЖИЗНЬ В ДОМЕ СОВЕТОВ
- Белла Ахатовна, вы родились в 1937-м... Это наложило отпечаток на вашу жизнь?
- Весьма. Мне часто приходилось думать о годе моего рождения. Я родилась 10 апреля в Москве, в Екатерининской больнице. И это тоже на меня действует. Первые дни моей жизни я провела в доме, который тогда назывался "Третий дом Советов". Я не могла этого сразу знать, но в этом доме на Садовом кольце почти всех жильцов посадили... У меня всегда в детстве были очень печальные глаза. И печаль моих глаз неспроста. Я очень рано себя помню. Я помню, как в 1939 году открылась Сельскохозяйственная выставка, но мне никто не верит. Меня, двухлетнюю, привезли на эту выставку и сказали, что надо есть виноград, который называется "дамские пальчики", я даже заплакала - стало быть, я уже понимала, что пальчики не надо есть.
Я трижды вступала в пионеры. Первый раз - в школе. Потом я поехала в пионерлагерь, и там мне опять говорят: "Беллочка, надо в пионеры вступать!" Я говорю: "Но я же уже вступила..." - "Ну, еще раз!" Потом из пионерского лагеря возвращаюсь в школу, и мне в третий раз говорят: "Беллочка, сделай милость, вступи!" Так что я - трижды пионер Советского Союза. Но ни к какой партии я никогда не принадлежала.
Когда я окончила школу, то по совету родителей решила поступать на журфак в МГУ, хотя мне профессия журналиста всегда казалась очень сомнительной. Но на экзамене не смогла ответить ни на один вопрос, потому что думала о другом - о Пушкине и о Гоголе, как и сейчас. В общем, в университет я провалилась сразу. Кем-то надо было быть, и я пошла в многотиражную газету "Метростроевец". Меня взяли туда внештатным корреспондентом. Прихожу, а там редактором была такая Маргарита Петровна Неволина - она сидела на газетных подшивках, как на троне - смотрит на меня и говорит: "Девочка, ну, и чего ты хочешь?" - "Я хочу писать!" - "Ну пиши, пиши" - "А что мне для начала надо делать?" - "Ну, поезжай в оранжерею Метростроя на станцию"Лось". Цветочков там я мало увидела, какие-то огурцы... Возвращаюсь и в совершенном "восхищении" пишу... О чудесных орхидеях, которых, конечно, не было. Мой текст подвергся милостивой цензуре, но я нисколько не обиделась. И меня стали печатать: то как Беллу Ахмадулину, то как А. Белову.
В СИБИРЬ!
...Журналистки из меня не вышло. Потом я поступила в Литературный институт, из которого меня вскоре исключили, потому что я не подписала письмо против Пастернака.
- Вы встречались с Борисом Леонидовичем?
- Да, первый раз я его еще в школе увидела, когда училась. Он читал стихи возле театра у Никитских Ворот. Я была потрясена и в какой-то момент поняла, что больше никогда ничего подобного не услышу. Я не могла подписаться против великого мастера. И это был для меня урок совести. А официально меня исключили из-за несдачи марксизма-ленинизма... И с этого момента начались сплошные неприятности... Мне пришлось стать внештатным корреспондентом "Литературной газеты" в Сибири. Я не хотела никуда ехать, но все говорили мне, что надо мной какая-то опасность сгущается. Грозили арестом... Даже директор института говорил, что добром это не кончится: "Может, поработаешь год, тогда мы тебя условно исключим". Я отвечаю: "У нас и так плохо с производством, а если еще я в это ввяжусь..."
Сергей Сергеевич Смирнов, секретарь Союза писателей, возглавлявший тогда "Литературную газету", тоже позвонил мне: "Белла, плохи ваши дела, пропадете. Вы можете поехать в Сибирь?" - "На исправление?" - "А вы все-таки поезжайте, посмотрите, как люди в Сибири живут". И я увидела: Новокузнецк - бывший Сталинск, Иркутск, гибель Байкала...
- Это правда, что вы ездили на целину в качестве повара?
- Да нет, не в качестве повара. Просто приходилось варить щи да кашу. А что делать? - там было мало поваров. Тогда я еще плохо умела готовить.
- Вы вошли в литературу, наверное, в самое лучшее время XX века - на рубеже 50-60-х годов. Вам было сложно?
- Вы правы, мне действительно повезло - меня окружали великие поэты: Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Булат Окуджава. Тогда еще были живы и активно творили Борис Пастернак, Анна Ахматова, Владимир Набоков. Сложно ли было? Наверное, как и каждому творческому человеку да и любому простому человеку, который идет непроторенной дорогой, ищет свой единственный и правильный путь...
ЖЕНА, МУЗА, ПОДРУГА
- Вам многие поэты посвящали стихи, в том числе и Андрей Вознесенский - "Нас могло бы быть четверо...".
- Да, огромный архив посвящений собрал и бережно хранит мой супруг Борис Мессерер.
- У Вознесенского есть еще одна строчка: "Жми, Белка, божественный кореш!" Вы гоняли на автомобиле?
- Я очень любила скорость. Но это стихотворение не любит мой муж, и я больше не езжу на своем "Москвиче".
- Если можно, ваше отношение к Евгению Евтушенко, вы ведь когда-то посвятили ему "Сказку о Дожде".
- Мы просто не видимся. Евгений Александрович мне никогда ничего плохого не сделал. Он - мастер литературной формы. Я только это могу сказать.
- Белла Ахатовна, ваше творчество очень высоко оценил в свое время Иосиф Бродский. Вы с ним были знакомы?
- Да, я его встречала. Этот гениальный человек подписал мне книгу: "Подруга дней моих суровых". Но я ею никогда не была, и никогда не смела ему ничего написать. Он очень высоко оценил мои стихи, сказав, что это лучшее, что создано в русской литературе. Сегодня, и, может быть, это самое важное, многие молодые поэты, литераторы находятся под его влиянием, и это замечательно. А Солженицын написал мне на своей книжке: "Целую Вашу руку, и для меня это большая честь. А. И. Солженицын".
- Какие чувства вы испытывали, когда писали протест в защиту Андрея Дмитриевича Сахарова?
- Ох, мне так полегчало! Правда! Это было напечатано в "Нью-Йорк таймс" в 1980 году. Тот год был для меня тяжелым - умер Высоцкий. Я написала свои слова от руки - я до сих пор пишу от руки - и отдала протест корреспонденту американской газеты. Но там была ошибка. И когда передавали по всем "голосам", то сказали, что это "the poem" - поэма. Я сказала: "О Боже, это же не поэма! Это - заявление!" А теперь этот корреспондент - главный редактор "Нью-Йорк таймс". Он тогда, видимо, не понял, подумав, что, раз я поэтесса, значит, могу писать только поэмы...
- У вас двое детей?
- Старшая дочь Анна (ей 36 лет). Младшая - Елизавета (ей 31 год), пробовала брать себе псевдоним - Воробей. Детям известных людей приходится это делать. Мои дочери очень добрые, скромные.
- Ваши дети что-то пишут?
- Елизавета пишет книги - романы для девочек-подростков. Ее очень хвалят. Лиза окончила Литературный институт, а Анна - полиграфический. Но я в их жизнь никогда не вмешиваюсь.
- Посещает ли вас сейчас Муза?
- Я очень много пишу. Правда, у меня со зрением не совсем хорошо. Может быть, я плохо пишу, но хорошо, что я пишу.
- "Божественного нет без чертовщины"... Ваша строчка. А в вашей жизни что-нибудь мистическое было?
- Я, все-таки, крещеная. Но да, случалось. Но это нельзя назвать мистикой. Я в нее не верю. Это, конечно, большая дерзость написать: "Божественного нет без чертовщины". Конечно, я всегда думаю о Боге. Мне всегда казалось, что даже Леонардо да Винчи, Рафаэль и другие великие художники не только избранники Божии, но и его соперники в каком-то очень нежном, очень тонком смысле, а иначе быть не может. Все мои последние стихи посвящены Гоголю. Ведь Гоголь - избранник Бога, а какая чертовщина, Вакула на чертике летал в Петербург... А кто может в ночь под Рождество гадать?!
- Говорят, что поэты - люди не от мира сего.
- Писатель, поэт, художник не может принимать корысти, зависти, злобы. Но он все-таки очень хорошо понимает реальную жизнь людей и знает ее. Я писала про крестьян, сталеваров, шахтеров, потому что я их понимала. И поэт отвечает за все, что происходит. Когда несколько лет назад дети летели в Барселону и разбились, я вечером писала стихотворение, описывала цвет неба. Стихотворение заканчивалось строчкой: "Как будто я - рассеянный диспетчер". Я заметила, что часто ощущение вины по чему-то падает не на политика, а на художника...
Мирьям Дуйчман
|
.jpg)
