ПЕВЕЦ ЦВЕТОВ, СОЛНЦА И ТЕПЛА

140 лет назад1876 года родился художник Петр Кончаловский. Экспериментатор и труженик, он не искал легкой славы. Ставший одним из учредителей общества «Бубновый валет», Петр Петрович скрупулезно исследовал живописную материю и форму, однако вошел в историю прежде всего как выдающийся реалист. Возможно, секрет в том, что он был верен себе в главном и всегда оставался певцом цветов, солнца и тепла.

Веселый великан

Путь мастера начался в Славянске. Маленький Петя появился на свет в семье издателя и переводчика Петра Петровича Кончаловского-старшего. В 1889оду семья перебралась в Москву, где будущий живописец соприкоснулся с миром «большого искусства». Его отец общался с выдающимися художниками: Репиным, Врубелем, Коровиным, Суриковым, Левитаном. Сначала Петя поступил на естественный факультет Московского университета, однако вскоре уехал в Париж, где два года учился живописи. Вернувшись на родину в 1898-м, стал студентом Высшего художественного училища при Академии художеств в Петербурге. А через четыре года перевез из Москвы в столицу молодую жену — дочь великого живописца Сурикова Ольгу.

Этот брак оказался счастливым и плодотворным: они дополняли друг друга. Добрый и мягкий Петр Петрович, как вспоминает в документальной ленте «Мама» его внук, режиссер Никита Михалков, был «огромным, веселым, шумным великаном, от которого так упоительно пахло скипидаром и масляными красками». Ольга Васильевна, напротив, обладала твердым сибирским характером. Вместе с детьми они путешествовали по Европе, не думая о комфорте и стремясь как можно ближе познакомиться с природой и шедеврами Италии, Германии, Франции...

Картины Кончаловского того времени написаны под значительным влиянием западной живописи. Ему, бывавшему в Париже, особенно милы оказались Сезанн и Ван Гог. В 1908 году семья Кончаловских специально на неделю заехала в Арль: посидеть за столиком знаменитого «Ночного кафе», прогуляться по улицам, заполненным персонажами картин великого безумца, пообщаться с хозяином лавки, где художник покупал краски. У торговца оказался небольшой портрет, написанный Ван Гогом. К сожалению, холст был испорчен — проткнут насквозь: видимо, самим автором. Петр Петрович попросил забрать картину на одну ночь.

Вот как вспоминает эту историю его дочь, поэтесса Наталья Кончаловская: «Хозяин, подумав, что молодой русский художник хочет скопировать неизвестную вещь Ван Гога, согласился. Родители мои унесли картину к себе в номер гостиницы, и за один вечер мама заштуковала прорванный холст, а папа реставрировал его так точно, что никаких следов от повреждения не осталось. На следующий день они вернули хозяину картину.

— Вот, мосье, — сказал Петр Петрович, — теперь вы сможете продать эту вещь за десять тысяч франков! Старик был взволнован простотой и щедростью молодого художника, а Петр Петрович простился с ним и беззаботно пошел по улице, ведя нас, детей, за руки и весело переговариваясь с женой. <...> ...Где-то на свете существует в частном собрании портрет маленькой девочки работы Ван Гога, заштопанный руками дочери Сурикова и отреставрированный молодым Кончаловским».

Впрочем, еще большее влияние на русского живописца оказало творчество Сезанна. Сам Петр Петрович вспоминал: «Я в те годы инстинктивно почуял, что без каких-то новых методов нет спасения, нельзя найти дорогу к настоящему искусству. Оттого и ухватился за Сезанна как утопающий за соломинку». Знаменитый француз совершил революцию, показав, как можно использовать перцептивную перспективу: не линейную, более привычную художникам, а ту, что основана на законах человеческого восприятия.

Из «Валета» в тузы

Стремление не копировать вещи, а стараться проникнуть в их суть, раскрыть «настоящие формы натуры» оказалось близким Кончаловскому, который поставил перед собой амбициозную задачу: «постигнуть природу как математическую выкладку». Его увлечение Сезанном (проявившееся, например, в «Автопортрете в сером», 1911) и более позднее — кубизмом (это помогло художнику «окончательно разделаться с традициями живописного натурализма») длилось долго — вплоть до начала 1920-х. За это время Кончаловский стал одной из главных фигур отечественного художественного процесса. Его участие в выставках нередко вызывало скандал.

Впрочем, современное искусство тех лет еще мало напоминало нынешний contemporary art. Петр Петрович объяснял: «Основывая «Бубновый валет», наша группа ничуть не думала «эпатировать» буржуа, как теперь принято говорить. <...> Машков, Куприн, Лентулов и я — мы относились к живописи с какой-то юношеской страстностью и бездумностью, полнейшей незаинтересованностью в материальном смысле. А группа Ларионова и тогда уже мечтала о славе, известности, хотела шумихи, скандала. От этого произошел у нас так быстро раскол: Ларионов, Гончарова и другие вышли из «Бубнового валета» и образовали свое более левое объединение — «Ослиный хвост». 

Однако уже в начале 1920-х Кончаловский столкнулся с непониманием своих картин за границей, где уже вовсю гремел Марсель Дюшан. Вероятно, нежелание идти на поводу публики, заниматься эпатажем и изменять мастерству вернули художника в русло реализма. Начиная с середины 1920-х, начался расцвет его творчества. Петр Петрович по-прежнему, как и в ранних работах, купался в цвете, создавая сочные, яркие, земные образы. Из-под его кисти выходили роскошные портреты: знаменитостей Сергея Прокофьева (1934), Алексея Толстого (1941), Любови Орловой (1951), близких — жены, детей, внуков...

Семья занимала огромное место в жизни Петра Петровича. В 1932 году Кончаловские приобрели дачу в Буграх в Калужской области, где художник оборудовал мастерскую. Этот уютный дом запечатлен на картине «Первый снег. Синяя дача» (1938). Полотна художника на первый взгляд могут показаться камерными: моделями служили чаще всего именно члены семьи. А натюрморты, которые были еще одним «коньком» Кончаловского, составлялись из предметов обихода: будь то трубки, пернатая дичь, пригоршни смородины или пышные кусты сирени, столь любимые Петром Петровичем.

Однако в основе его творческого метода лежало вовсе не слепое копирование окружающей действительности. Художник утверждал: «Смотреть, смотреть надо на все живое и настоящее, высматривать героику и пафос в самом обыденном». А про свои знаменитые натюрморты с сиренью или душистыми розами говорил следующим образом: «Цветок нельзя писать «так себе», простыми мазочками, его надо изучить, и так же глубоко, как и все другое. Цветы — великие учителя художников: для того чтобы постигнуть и разобрать строение розы, надо положить не меньше труда, чем при изучении человеческого лица». 

Даже жизненные трудности — а Кончаловский прошел Первую мировую как офицер-артиллерист, был контужен, а во время Великой Отечественной отказался эвакуироваться из Москвы — не смогли разрушить микрокосм, расширяющийся на полотнах художника до масштабов Вселенной. «Главное в жизни семьи Кончаловских, — вспоминает Никита Михалков, — это потрясающая гармония между самой жизнью и живописью Петра Петровича.

Ксения Воротынцева