В ЧЕМОДАНЧИКЕ У СКОРОЙ НИКАКИХ ОБЕЗБОЛИВАЮЩИХ, КРОМЕ АНАЛЬГИНА И КЕТОРОЛ
В последнее время интернет переполнен сообщениями о том, как люди часами не могут дождаться приезда медиков на срочный вызов. Народ шумит, возмущается вопиющим безобразием, а чиновники от медицины сохраняют олимпийское спокойствие: сигнал, не подкрепленный бумажкой, для них ничего не значит. Зачем нужны непродуманные преобразования, если они идут не на пользу, а во вред, не спасают, а убивают?
Много шума и…ничего
Чего вы хотите, когда все заранее предусмотрено: по существующему нормативу 84,7 процентов всех выездов должны быть совершены за двадцать минут. А по плану мероприятий («дорожная карта») «Изменения в отраслях социальной сферы, направленные на повышение эффективности здравоохранения», утвержденным распоряжением правительства РФ от 28 декабря 2012 г. № 2599-р, к 2018 году их доля вообще должна увеличиться до 89 процентов.
В министерском отчете все гладко. А на деле?
В Новосибирске во время эпидемии гриппа число вызовов в сутки доходило до 5800, тогда как в среднем бывает около 3500. Здесь задержка бригады медиков фиксировалась до четырех – пяти часов.
В Воронеже обсуждают случай с умершим мужчиной, родственники которого, так и не дождавшись скорой помощи, подают в суд на бригаду. А прокуратура Вологодской области уже разбирается с тем, почему местные кареты скорой помощи слишком долго добираются на больных. В Тверской области расследуют случай, когда медики, сославшись на отсутствие свободных машин, отказались приехать к женщине, попавшей под поезд.
В Саратовской области в машине скорой скончался семилетний мальчик. Если бы его сразу доставили в больницу, то жизнь удалось бы спасти, но бригада, забрав ребенка для госпитализации, заехала еще к двум пациентам. В итоге мальчика привезли в больницу только через два часа, а еще через полтора он умер от отека головного мозга, вызванного пневмонией…
Много шума и…ничего
В министерском отчете все гладко: в России ежегодно регистрируются 46 млн вызовов скорой медицинской помощи. Подавляющее большинство из них (80 процентов вызовов приходится на дорожные аварии) обслуживаются в течение 20-минутного интервала. Чиновники от медицины признают, что при этом, конечно, бывают исключения, которые носят внеплановый и несистемный характер. Во всем виноваты ложные вызовы. Так что проблема вроде бы и есть, а вроде бы ее и нет. А что касается жалоб, то не все они обоснованны.
Только жалоб этих в последнее время все больше. Если в областных центрах больные рано или поздно дожидаются помощи, то в отдаленных населенных пунктах, где Макар телят не пас, все гораздо сложнее.
Сотрудники центральной районной больницы Людиновского района Калужской области жалуются на то, что в смену работает только две бригады на весь район. Представьте себе состояние родственников больного, когда они узнают, что одна машина выехала на вызов по бездорожью за 50 км, а вторая везет с вызова больного с инсультом или инфарктом в Сосудистый центр, расположенный в соседнем районе, оформляет его госпитализацию. В итоге на 2–3 часа, а то и больше, город остается вообще без скорой помощи. В это время можно получить только консультации диспетчера по телефону.
Крайняя точка
Поселок Ерофей Павлович – крайняя точка на карте Амурской области. Несколько лет назад тут построили новую больницу, современную и красивую на вид, да работать в ней некому. Людей не хватает даже на то, чтобы снарядить бригаду скорой. Но об этом медики почти не говорят. Боятся. Фельдшер скорой помощи Владимир Сорокоумов не побоялся, рассудив, что дальше Ерофей Павловича его уже не пошлют. Сам он не очень за работу держится, потому что его зарплата не позволяет прокормить семью.
– На всю станцию скорой нас двое осталось: я и участковый терапевт, – рассказывает Владимир. – В смену бывает по 10–15 вызовов. Чаще всего беспокоят гипертоники и сердечники, дети часто болеют. Серьезно, по стандартам, помощь оказывать нечем. Медикаменты зачастую за свой счет покупаем, мочегонные, лейкопластырь.
Как ни странно, но на скорой, по словам фельдшера Сорокоумова, нет ни баллона с кислородом, ни пеногасителя, без которого отек легкого просто не снять. Сама машина, на которой выезжают на вызов, ничем не оснащена, в ней даже стоек для капельницы нет, печка зимой не работает, иней в салоне шубой висит, а на Амуре морозы и под пятьдесят бывают. Тяжелых больных возят в районную больницу, до которой двести километров.
Недавно у женщины случился отек Квинке. Спас ее Владимир только своей смекалкой – мочевой катетер затолкал ей в трахею. Трахеостомию (когда воздух не может проходить через естественные дыхательные пути – гортань и трахею) сделать нечем. «То, что нужно вставлять в районе попы, мы вставляем в горло, – иронично замечает фельдшер. – Это и есть наша медицина». Приходилось Владимиру в машине и роды принимать. Женщина и новорожденный выжили чудом. Помочь им было нечем, под рукой – фонендоскоп и тонометр.
Когда человек погибает, в его медкарте сельские лекари обычно пишут: не хватает препаратов, чтобы снять приступ. Но начальство на это внимания не обращает, и прокурору такие откровения тоже не интересны.
Как облегчить страдания больного, если в чемоданчике у скорой никаких обезболивающих, кроме анальгина и кеторола, не бывает. Не говоря уже о противосудорожных препаратах, лекарствах, останавливающих кровотечение, повышающих артериальное давление?
Если у кого случится инфаркт миокарда, то ехать придется практически с голыми руками. Так же и при инсультах – только симптоматическая терапия. Так что ни о каком тромболизисе и «золотом стандарте», настоятельно рекомендованных Минздравом России, речи не идет. Анализы в провинции и то через раз делают, гемоглобин проверить не могут. Реактивов нет.
На все вопросы работников скорой в местном медицинском управлении отвечают: ведь вы и так затратные. Скажите спасибо, что вам зарплату выдают. «Этот круг не разомкнуть. У нас одна нормальная проверка – и больницу можно закрывать, – продолжает Владимир. – Я, когда услышал по телевизору, что зарплата у среднего медперсонала в Амурской области 26 тысяч, чуть с дивана не упал. Ну разве можно так врать? У меня редко когда больше двенадцати тысяч в месяц выходит. В прошлом году зарплата была тысячи на три больше. У меня два разных лицевых счета: реальная зарплата 12–15 тысяч, а по официальным отчетам – 28. Обращался по этому поводу в прокуратуру. Бесполезно».
Кроме станции Ерофей Павлович фельдшер Сорокоумов обслуживает еще пять населенных пунктов. До села Игнашино – семьдесят километров, которые по бездорожью его колымага преодолевает за четыре часа…
Кто виноват?
Ничего удивительного, скажет любой провинциальный обыватель. Похожие проблемы переживают по всей стране: порой ожидание растягивается до 7–8 часов. Основные причины участившихся промедлений сотрудники скорой помощи связывают с плохим финансированием, нехваткой кадров, нежеланием чиновников вникать в обострившиеся проблемы.
Если к вам долго не едет скорая, то с правовой точки зрения это нарушение 124 ст. Уголовного кодекса РФ «Неоказание помощи больному» ст. 125 – «Оставление в опасности», ст. 293 – «Халатность». Можно звонить в полицию и требовать, чтобы они привлекали к ответственности скорую, обращаться в прокуратуру, суд. Но если даже дело дойдет до суда. Кто окажется крайним? Измученный медик, которого за нищенскую зарплату заставляют совершать чудеса?
Почему бы в таком случае не привлечь к суду чиновников, затеявших бестолковые, а по сути, бесчеловечные эксперименты, обескровившие российское здравоохранение?
Кто-то, наверное, скажет: стоит ли возмущаться? Мы с вами живем не в Швейцарии и не в Германии. Там другие возможности и иная система подготовки медицинских кадров. В России на одного врача приходится полторы медсестры, на Западе 3–5. В Европе швейцарец ездит на процедуры во Францию, потому что дорога в зарубежную клинику занимает меньше времени, чем путь москвича из Бескудникова в Беляево.
Да, там другие масштабы. Совершенно разные возможности оказания медицинской помощи, экстренной и неотложной в том числе. Но это не значит, что не надо стремиться к лучшему. В ФРГ пострадавших доставляют в больницы по воздуху. В городах скорая прилетает за пять (!), максимум за десять минут. При сирене скорой, автомобильный поток останавливается, как вкопанный. Где вы видели, чтобы у нас водители пропускали машину с красным крестом, везущую умирающего больного?
Чтобы заполнить машины, руководство Волгоградской скорой, например, в виду особой необходимости выделяет по одному медику на бригаду вместо положенных двух. Может ли помощь такой скорой считаться полноценной? Одному медику не провести срочную сердечно-легочную реанимацию. Одному не под силу донести больного на носилках до машины. В результате отсутствие второго медработника может стоить человеку жизни. К тому же в последнее время участились случаи нападения на врачей.
Работа в одиночку практически не оплачивается дополнительно. Чтобы не лишили премии, медикам приходится указывать в отчетности, что к каждому пациенту они ехали не дольше 20 минут. В итоге по отчетам все хорошо, а на деле задержка вызовов в некоторых случаях доходит до девяти часов. В статистике это не отражается. Администрация не заинтересована решать проблемы скорой, так как ее сотрудники получают премии за экономию зарплаты. И в оправдание всегда можно сказать: кадровый голод не позволяет выполнять план выхода бригад. Вместо положенных 12 в день и 14 в ночь на подстанциях обычно работают в лучшем случае только девять.
За годы реформ наломано столько дров, что отыграть что-то назад уже сложно. Идя навстречу замученным медикам и тяжело больным, Минздрав России анонсировал проект приказа, который увеличивал бы количество специалистов от одного до трех в общепрофильной и до четверых в специализированной бригадах скорой помощи.
Предложение хорошее. Но как его исполнить, если расходы на полноценную медицину государством не предусмотрены?
Вот и сокращают бригады скорой, врачей заменяют фельдшерами-водителями. И при этом находят деньги на строительство огромных лечебных центров, в которых некому работать и некого лечить. Зачем нужны непродуманные преобразования, если они идут не на пользу, а во вред, не спасают, а убивают людей?
Иван Полетаев
|