КОРОЛЬ РЕПОРТЕРОВ
В этом году исполняется 90 лет с момента выхода самой «московской» книги — в 1926 году издал свою знаменитую «Москва и москвичи» Владимир Гиляровский.
Невозможный Гиляй
За более чем полвека жизни в Москве уроженец Вологодской области сам стал ее достопримечательностью. Но что мы помним о нем? Столешников, девятый дом? «К Владимиру Ляксеичу, значит!» — кивал головой извозчик, трогаясь. Адрес короля репортеров знали в Москве все. К Гиляю шли и ехали за помощью нищие и убогие, у него просили совета каторжане, а по вечерам в Столешниках собирался цвет культуры. На знаменитом желтом диване в его квартире сидели Чехов и
Толстой, Брюсов, Бунин и Левитан. Да не было в России и Москве начала прошлого века ни одного значимого литератора, художника или музыканта, хоть раз не пришедшего к Гиляю на посиделки. В гостевом альбоме Гиляя Александр Куприн оставит запись: «Дорогой дядя Гиляй, крестный мой отец по литературе, скорее я воображу Москву без Царь-колокола и без Царь-пушки, чем без тебя. Ты — пуп Москвы. Твой непокорный сын…» Гиляй был прост внешне, грубоват и невероятно обаятелен.
Его любили даже коллеги, которым впору было завидовать его успехам. «Ни хрена не умеете! Ничего не можете! — так, по воспоминаниям Паустовского, кричал он в редакциях газет, выражая недовольство дурным качеством текстов. — Молокососы, трухлявые либералы! В газете должны быть такие речи, чтобы у читателей спирало дыхание. А вы что мямлите?» Ему верили. Кто надо — побаивался. Но все это — потом. А пока…
■ Лес Домшинский тянется до горизонта.
Медведи, волки. Не лес — тайга. Пстрела опять нет.
Носится где-то. Прибежит — докладывает, что видел: такое-то гнездо, такие яички в нем, что за птица? А еще Володька с малолетства — рыболов. Видно, пошел в предков: Петровы, что по отцовской линии, промышляли рыбой в Белоозере. От них и любовь к рыбалке пошла, и фамилия.
Дед Володькин веселого был нраву, и когда определили его обучение в Вологодскую семинарию, преподаватель латыни присвоил ему кличку Гиляровский — произведя ее от латинского слова «hilaris», то есть «веселый».
А еще Володька себя мнит казаком. Как он любил вольные казачьи песни, что пела мама, Надежда, и рассказы ее родителей о жизни на Кубани? Не оттуда ли его тяга к вольнице? Долгое время официальная биография Гиляровского гласила, что он родился в 1853 году, а его отец был управляющим лесными угодьями графа Олсуфьева.
Только 13 лет назад вологодский краевед В. Аринин доказал, что все было не совсем так. В метрической книге церкви Покрова на Сяме одна из сотрудниц гос архива Вологодской области случайно обнаружила запись, что 26 ноября 1855 года родился младенец Владимир, родителями которого были записаны «служащий при приставе 1 стана Вологодского уезда, письмоводитель, канцелярский чиновник Алексей Иванов Гиляровский и его жена Надежда Петровна».
Позже, переехав в Вологду, Алексей Иванович вообще служил в полиции.
Этот факт Гиляй почему-то скрывал. Не стремился обозначать причастность отца к силовым структурам? И с предками-казаками не все однозначно. Краеведы уверяют — вовсе не факт, что были они казаками.
Как бы то ни было, Гиляй мастерски превратил свою жизнь в фантастическое приключение, понимая, что его биография слишком удивительна, чтобы полностью оказаться правдой.
■ Мама умерла... Володьке всего восемь. Теперь воспитанием его занимаются тетушки. Он учится в гимназии, век бы ее не видать.
На уроках скука, разве что ворона какая пролетит за окном. Нерадивый ученик уже в первом классе остался на второй год. Зато как хорошо было летом! Отец забрал его в крошечное имение Светелки — а там опять и лес, и рыба! Отец учит его быть сильным. Помогает ему и Китаев — прибившаяся к их дому личность темная и туманная, но друг наипервейший.
После летней «вакансии» гимназия для него — пытка вдвойне. Он славился в ней лишь озорством и издевательствами над нелюбимыми учителями, а особенно — едкими четверостишиями про них. Но однажды после уроков, краснея, Гиляровский сунул в руку преподавателю русского языка Прохницкому исписанный лист.
Тот прочел стихи.
— А ведь недурно, недурно, Владимир! Надо вам больше читать… Теперь он читает взахлеб — все больше Гоголя, с которым всегда будет чувствовать родство, а свой образ будет стилизовать под Тараса Бульбу.
А еще ему нравятся театр и подпольная литература.
Ссыльные тоже интересные — говорят умно. О воле говорят! В какой-то момент отец вскипел за завтраком:
— Дружишь со ссыльными?
— Да. И дальше буду!
— Я запрещаю тебе! — задохнулся отец. — Завтра договорим, мне ехать надо.
Но разговор не случился. Гиляровский ушел из дома. Это было в 1871 году.
■ Краюха хлеба в заплечном мешке, несколько монет да ветер в лицо. Он оставил дома записку: «Буду бурлаком». Из Вологды до Ярославля дошел, если верить ему, пешком. Двести километров. Искал бурлаков. Не сразу, но нашел. Его взяли в артель — сильного, здоровущего медведя. Потом работал грузчиком и крючником в порту, а всего за годы скитальческой жизни сменил минимум пару десятков профессий, включая актерскую.
Отец нашел его через пару лет. Умолял остепениться и поступить в юнкерское училище. Он исполнил волю отца, но вскоре из училища был изгнан за поведение.
Началась новая череда скитаний. Десятки городов, Тамбов, Воронеж… Он вышел на сцену в Тамбове.
А в Воронеже, также работая в театре, как-то неуклюже и наивно влюбился в актрису Гаевскую. Чувство было серьезным: он купил шляпу из фетра, пиджак, провожал ее до дома, надрал уши кому-то из соперников. Но роман не развивался и он прервал мучение, записавшись добровольцем на Русско-турецкую войну. У него появился адрес — 161-й Александропольский полк, 12-я рота… Ему понравилось воевать.
Его определили в разведку, «пластуном». После войны он расстался с Гаевской, не сойдясь: она уже ходила в невестах.
Он был нарасхват
С Георгиевским крестом на груди он вернулся на родину. Отец вручил ему скромную книжицу стихов гимназистов, изданную преподавателем Прохницким.
Увидев свои стихи напечатанными, Гиляй был потрясен. Вскоре, выменяв мундир на старое пальтецо, он вновь ушел бродяжничать.
В общей сложности он проведет в скитаниях десять лет, работая где и кем придется и даже побывав по ошибке в тюрьме.
Оказавшись в Москве, он вновь решил попробовать себя на сцене, поступил в театр А. Бренко, но скоро понял, что славы тут он не найдет. А он хотел и известности, и денег, и величия.
Дружба с Чеховым упрочила его желание писать. И тут он встретил ее...
Машенька Мурзина — тихая, безответная сирота, увлекалась любительским театром. Сначала он влюбился в ее косу цвета переспевшей пшеницы… Как все девицы, Машенька вела альбом.
Однажды Владимир сделал в нем запись, от которой Маша смутилась. «Все отдам я тебе не жалея, Что дано мне судьбою на долю. Не отдам только воли я даром. Заплати мне любовью за волю».
Она была образована и мечтала стать учительницей.
А стала домохозяйкой и женой Гиляя — женщиной, которую он любил всю жизнь.
Они обвенчались в Москве, недалеко от Красных Ворот, в церкви Святого мученика Ианнуария при Запасном дворце. Свидетелем со стороны жениха был Антон Чехов. Машенька сдержала слово — она любила его и не посягала на его волю...
Женившись, Владимир остепенился. Его заметки, статьи и очерки начали принимать во всех изданиях! В 1885 году родился Алеша, проживший, увы, недолго.
В 1886-м — Надя. Он назвал детей в честь родителей.
Он работал много и «запойно». Вставал в пять. Вскоре заработка хватило на съем квартиры в Столешниковом переулке, где Гиляровские проживут больше полувека.
■ Конечно, он был нарасхват. Ему не было равных в знании «народной жизни», а когда народничество «впало в кризис», он уже был готов к журналистской работе. Гиляй совершил открытие в журналистике — он первым сделал себя героем своих репортажей. Он всегда был искренен. Ему верили.
Разветвленная сеть «агентов» из числа самой немыслимой бедноты держала дядю Гиляя в курсе всех событий. Это он открыл жанр журналистского расследования, единственный из сотен российских и иностранных журналистов полно описал трагедию, случившуюся на Ходынке в мае 1886 года, проведя ночь в самом пекле событий, расследовал крушение поезда в Кукуеве… А в 1887 году он издал сборник очерков «Трущобные люди», героями которых были так называемые отбросы общества. Тираж ее был сожжен во дворе полицейского участка, чудом сохранилось лишь несколько экземпляров. Больше книг в Москве не жгли...
■ Эпизод с «Трущобными людьми» его потряс. Поддержала жена, Маня. К ней в Столешников он возвращался, как корабль в гавань.
Она волновалась за него, но уважение к Гиляю в Москве было так велико, что общение даже с представителями Хитровки никогда не выходило ему боком.
Статьи, рассказы, очерки, расследования… Стихи. Он был ярок во всем и не уставал от этой работы. А дома Машенька ворочала гигантскими кастрюлями и сковородами — у них всегда были гости. В помощницах у нее была лишь нянька по прозвищу Кормила. Маша кормила всех, и вкусно — пирогами, бараньим боком с кашей. Гиляй знал толк в деликатесах, но обедал и в простой столовой на Бронной. Когда Маша увлеклась вегетарианством, он с жаром поддержал ее и смиренно ел морковные котлеты, свыкнуться с которыми ему помогал поросенок, которого он съедал по дороге домой.
Один раз устроила Мария Ивановна бунт. Приходящие к нему «хитрованцы», сомнительные личности с Хитровки, занесли-таки в дом заразу — скарлатину, уложившую в постель их сына, а потом сыпной тиф.
Да и Гиляй покрылся рожей и свалился с жаром. Но все поправились и… ничего не изменилось.
■ В 1926 году он, шествуя по центру города, увидел, как мужики-рабочие заглядывают в люк, под которым текла замурованная под землю Неглинка. Когда-то он первым пропутешествовал по ней, напечатал репортаж-сенсацию. Не сдержался и тут — полез в люк. Получилась не сенсация, а симпатичная заметка, которую напечатала «Вечерняя Москва». Но Гиляй заболел. Простуда, пневмония, осложнение на уши, снижение слуха...
«Меньше услышу глупостей», — бодрился Гиляй. Но его невероятное здоровье было подорвано. Началось осложнение на глаза, один удалили, но подкрадывалась слепота… Мария Ивановна была рядом. Она кормила его диетической едой, он послушно ел, но все чаще говорил ей, что скоро дойдут руки до бутылки дорогущего шампанского, припрятанной в шкафу.
Достав ее, он скажет всем собравшимся по тосту, и...
Шампанское «Аи» он так и не открыл. 2 октября 1935 года Гиляя не стало.
... Много лет прошло с тех пор, как ушел Гиляй. Но лучшего признания в любви Москве не оставил никто.
P.S. Дочь Гиляя Надя Гиляровская (1886–1966) стала переводчиком, историком театра, писала очерки. Ее муж, искусствовед Виктор Лобанов, оставил воспоминания о Гиляровском.
Ольга Кузьмина
|