СТО ЛЕТ НАЗАД ДЕТЕЙ ОТПРАВЛЯЛИ В КОЛОНИЮ С РАДОСТЬЮ

«Мой ребенок попал в колонию». Звучит жутко. А вот сто лет назад небогатые москвичи произносили эту фразу с радостью. В те времена колониями называли летние лагеря, которые для многих становились спасением. Примечательно, что в Москве у истоков этого загородного отдыха стояли женщины-благотворительницы.

Опыт оказался удачным

До революции проводить все лето в городе ребенку было очень непросто. В Москве многие рабочие семьи снимали даже не комнаты, а «углы» в подвалах, отделенные друг от друга холщовыми занавесками. В узких, зажатых домами переулках раскаленный воздух наполняла пыль от немощеных дорог, чад от печных труб, вонь от отхожих мест. Детских площадок вплоть до 1890-х годов не существовало. Дворы не озеленяли, во многие парки вход был платным, а кое-куда сторожа вообще не пускали простолюдинов. Да и поди доберись до парка, если нет не только денег на извозчика, но и крепких башмаков. Отпусков у родителей не было, а если и выдавался свободный день, никто не думал ехать с детьми за город: просто не знали, что это полезно.

Неудивительно, что чем беднее была семья, тем чаще дети страдали чахоткой (туберкулезом), золотухой (диатезом), малокровием (анемией), постоянными головными болями, худосочием. В середине XIX века в Европе обнаружили (это было открытие!), что если хотя бы на две недели вывозить таких детей на чистый воздух, они заметно здоровеют.

Первую московскую колонию организовала в 1884 году княгиня Евгения Глебова-Стрешнева-Шаховская в своем имении в селе Покровском (сейчас это район Покровское-Стрешнево на северо-западе Москвы). Но куда шире развернула дело Елизавета Орлова, попечительница Московских городских начальных училищ. В 1887 году она вывезла группу девочек в свое имение Фандеево в Орловской губернии. Опыт оказался настолько удачным, что на следующий год был создан Кружок устроителей детских колоний. Благотворители стали жертвовать деньги, фирмы помогали продуктами, книгами, лекарствами. В 1900 году субсидию кружку назначила и Московская городская дума. Учителя, врачи и «надзиратели», то есть воспитатели, зачастую трудились бесплатно. Находились и помещики, предоставлявшие на лето дома или флигеля в своих имениях.

— В 1898 году в Московской губернии 20 колоний помещались в усадьбах частных владельцев и только 5 — в земских и частных школах, — рассказала нам Вера Александрова, бывший сотрудник Центрального исторического архива Москвы, изучавшая эту тему.

Посылали в колонию только по назначению школьных врачей. Они выбирали самых ослабленных и бедных детей, не замеченных в явно дурном поведении. В отчетах говорится: «За неимением средств часто приходилось многим отказывать в приеме».

Считалось, что оптимальное число отдыхающих в колонии — от 15 до 30.

Больше 50 — уже плохо, теряется семейное начало, трудно находить подход к каждому.

Мечта — иметь для всех ночные рубашки

Колонистов обильно кормили, причем некоторые чуть ли не впервые в сознательной жизни пили молоко.

Было подсчитано, что за два месяца таких каникул ученики растут в 5 раз быстрее, чем их сверстники, остававшиеся в городе. Детей приучали заправлять кровати, убирать помещения, чинить одежду. Обстановка была спартанской (матрасы и подушки, набитые сеном), на большее не хватало денег. В 1912 году Елизавета Орлова писала: «Мечта Кружка — иметь для всех детей <…> ночные рубашки, чтобы дети не ложились в том же пыльном белье, в котором бегали днем; но недостаток средств мешает до сих пор осуществить и эту мечту».

Кстати, многие отдыхающие приобретали гигиенические навыки, о которых в их семьях понятия не имели.

«Матери говорят, что, возвратясь из колоний, дети часто пристают, чтобы им завели зубную щетку», — докладывал в 1915 году один врач.

Загородный отдых не только оздоравливал, но и обогащал умственно.

Вот какую фразу отыскала Вера Александрова в одном из документов, хранящихся в архиве (речь о только что прибывших в колонию детях): «Они не умеют различать растения одно от другого и не знают животных. Бывали случаи, когда дети овец и свиней принимали за собак и удивлялись, видя, что овцы едят траву; березу называли веником, а когда им растолковывали, что веник и дерево два разных понятия и что дерево, из ветвей которого делается веник, называется березой, тогда они и все другие деревья стали называть березой». Работа на огороде, походы за грибами, помощь местным крестьянам в уборке сена — все это открывало школьникам, вырвавшимся из каменного мешка, иной мир.

Ученики получали и важный социальный опыт. Образование тогда было раздельным, и большинство колоний тоже были мужскими и женскими.

Но педагоги настоятельно советовали устраивать и смешанные колонии, чтобы дети учились дружить. «Раннее разделение детей и дома, и в школе порождает между мальчиками и девочками отчужденность, нетерпимость друг к другу, а позже имеет и другие, не менее вредные последствия», — говорилось в рекомендациях 1913 года.

В 1888 году в колониях, организованных Кружком, отдохнули 19 детей, а в 1912 году — 2081. Конечно, это капля в море: в Москве было около 80 тысяч школьников.

Но не стоит недооценивать и эту помощь. А по-настоящему массовый детский отдых стал возможен уже в советское время, когда этот вопрос взяло на себя государство.

Мария Раевская