«НАДО РАЗДАВАТЬ ЛЮДЯМ СВОЕ СЕРДЦЕ»

Перед вами — размышления Евгения Леонова, ранее не печатавшиеся. Мне посчастливилось побывать в гостях у народного артиста в конце 1993-го. Евгений Павлович, видимо, предчувствовал скорый уход и для себя подводил какие-то итоги...

Его обожали все

За окнами — хмуро и темно, а на его кухне — уютно. Разговор получился какой-то щемящий. Евгений Павлович, непривычно домашний, помешивает суп в кастрюльке и, спеша рассеять мимолетную грусть, говорит:

— А я вот тебя сейчас накормлю. Как это — не хочешь есть? Ты же с работы? Так вот: я не люблю, когда из театра кого-то увольняют. Не люблю, чтобы были слезы. Потому что театр в основе своей — дело гуманное, доброе. И надо стремиться к этому доброму — через интеллект, сердцем и нервами пользуясь своими.

...Продолжаем беседовать уже на лестничной площадке: идем выгуливать его лохматую собаку. Открываются двери лифта — соседи с верхнего этажа, заслышав голос Леонова, не поленились, заехали за ним.

— Это я раньше был популярен, — улыбается Евгений Павлович. — А сейчас кино почти не снимают, все время крутят старые ленты. Мне недавно знакомый дворник говорит: «А я вас тут в «Джентльменах удачи» смотрел, а вчера «Совсем пропащего» видел».

Я рад, конечно. Значит, время потратил и снимался не напрасно. Но в моей жизни было и такое: на кинопробе с одним режиссером долго говорили о роли. И я честно сказал, что именно мне в сценарии не нравилось. Потому что ценю режиссеров не за сочинительство формы, а за исследование человеческой сути, взаимодействия характера с жизнью.

А многим молодым режиссерам, к сожалению, хочется блеска, чтобы цветы были, публика двери ломала. Когда говоришь, что что-то не нравится, то и ты сразу перестаешь нравиться сам. Мне тогда даже забыли перезвонить — стал сниматься другой артист.

И так поступают не только со мной. Самое смешное, что говорили мы с тем режиссером о забытом в искусстве Человеке. Вот хорошо бы на эту тему снять кино, а? Я очень много в жизни работал. Но по-другому в нашей стране нельзя было. Все-таки актерская масса всегда жила очень средне, несмотря на звания. Работа много требовала от нас, но и гармонизировала жизнь. Иногда в застолье так не хочется подниматься, но раздается звонок — встаешь, извиняешься и едешь — люди-то ждут...

Думал ли я, что могу заниматься чем-то другим? Мне было лет четырнадцать, шла война, когда я, работая на заводе учеником токаря, пошел разыскивать театральную студию. И ведь стеснялся спросить у прохожих, где она находится.

Помню, что когда был еще молод, то очень хотел на эстраде выступать. И в кино сняться тоже хотел, а никто не приглашал. Первое время снимался из любопытства — все эпизоды, эпизоды. Ожидание могло затянуться на всю жизнь, но не затянулось.

Где-то под тридцать сыграл Лариосика в «Днях Турбиных», сыграл «На улице счастливой» Федьку Рудова. Это хорошие роли, которые меня как-то выделили, ну я не сказал бы «из массы» — искусство дело штучное. Но тем не менее я запомнился. Вот так все и началось.

Я прошел хорошую школу Андрея Гончарова и Михаила Яншина. Один — ученик Лобанова, другой — Станиславского и Немировича-Данченко. Они учили не словами. Яншин учил своим подходом к жизни, к ролям, пребыванию на сцене. Учил своим талантом правде человеческого духа на сцене.

Становление актера ведь происходит не сразу. И каждый из нас имеет право на трудное становление, не быстрое. Может, в жизни сложится, как у Гурзо, талантливого, обаятельного — он снялся в «Молодой гвардии» и сразу стал популярным. Но ведь популярность может и уйти. И что тогда? Это очень непростой вопрос. Ведь в нашей актерской профессии все бывает — не снимают долго, не предлагают ролей, начинаешь в себе сомневаться, начинаются трагедии, пьянство может затянуть. Это очень опасная профессия — актер.

Надо сильно подумать, прежде чем в нее идти. Представляешь, человек здоровый, нормальный — а не у дел? Да и мастерство не берется из воздуха. Чтобы стать художником, нужно отдать часть души, надо постоянно раздавать людям свое сердце. Вот Яншин обучал нас быть в тонусе всегда, быть внутренне опытными, готовыми ко всему. В какие-то моменты работы с ним я испытывал счастье — жить хотелось! Но вот сейчас, правда, думаю на примере Яншина, что аксиом у каждого поколения много. Но каждое новое все равно должно само прожить эти аксиомы. Только тогда они ценны.

Конечно, чтобы тебя заметили, многое зависит от литературы, с которой работаешь. Я последние годы читаю пьесы современные, сценарии. Не скажу,что эта литература меня потрясает, раскрывает как-то необыкновенно человеческую душу. Даже стал задумываться над тем, что у нас существуют две культуры. Одна досталась из глубины веков, тех, когда жили Салтыков-Щедрин, Чехов, Толстой, Достоевский, Писемский. Какую они создали литературу! А иконопись какая была! А театр! Какая школа актерская! Но как-то потихоньку все умерли, и сейчас совсем другие дела начались — вроде бы все сначала... Но мне кажется, что сегодняшняя культура тоже существует. Она еще поднимется и разовьется. А ту мы все равно не затопчем, она нас будет поддерживать и вынесет.

Да, он — традиция

аете, чего бы я хотел пожелать нашим людям и стране? Стабильности. В этом смысле меня всегда поражала Франция. Приезжаешь туда— Елисейские Поля, кафе-шантан, негр сидит в плетеном кресле, плед, собака, рядом гражданин читает газету, люди идут, огни горят, и все это неназойливо, приглушенно, тихо, бензин пахнет хорошо. Красиво, красиво! Спрашиваешь: «Кто у вас президент-то?» «А черт его разберет, Помпиду, по-моему». Десять лет проходит, опять приезжаешь в Париж, все то же самое: другой негр сидит, другая собака, другие влюбленные... И так же, и вроде бы и не так. Но снова спрашиваешь: «Кто у вас президент-то?» «А кто его знает...Миттеран, кажется». И так может быть в любые времена. Мы же в России только и делаем, что обсуждаем президента и его головокружительные «подвиги». Мы тут все — политики. Я не говорю, что они там так уж хорошо живут. Но они свою стабильность выстрадали и не боятся в гости по вечерам ходить, как мы в последнее время. Не боятся, что в подворотне в рыло дадут и последние портки отнимут.

Я тут недавно понял, что хочу сыграть Короля Лира. Но эту вещь надо перечитать через доброе сердце. Попробовать понять ее душой. Увидеть Лира не как злостного мстителя, а как распятого семьей старика. Вот это было бы интересно. Обидно, что стариков забыли. Но мне кажется, без Качаловых, Книппер-Чеховых нельзя строить новое дело. Большое, настоящее, хорошее. Кто-то должен передавать традиции. Только не в плохом смысле: «А ты — традиция?» — «Да, я — традиция». — «Чего играешь?» — «Да ничего давно не играю. Но я все равно — традиция».

Ты заметила, насколько русскому человеку свойственно терпение? Особая наша черта, национальная. Но, думаю, должны существовать ведь и какие-то границы терпению! Чтобы все-таки можно было бы сказать: «Вот, поехали, поехали! Движение есть! Еще год, три, пять — и будет другое что-то, ну хоть что-то другое...» Эх, снова нас занесло! Давайка лучше о съемках. Самыми запоминающимися были съемки у Данелии в фильме «Кин-дза-дза». Мы летали всю весну и осень в Красноводск. А оттуда на машине — в пустыню: вышки стоят, нефть сосут, нужно их объезжать. Ничего не видно, ветер метет; пески.

Жара страшная. И в обморок падали. У меня даже кровь текла из носа. Тяжело, зато какую натуру сняли! Сколько же раз мы летали в этот Красноводск? Больше трех часов перелет-то. Самолет ночью. Спишь как попало. Прилетел — утром съемка. Помню, задремал, а у меня все и украли. Остался в одних трусах. Потом вся группа мне собирала какие-то ботинки, брюки. А потом банкеты начались, тосты. «За твое здоровье!» Люди благодарили горячо. Так эта история и закончилась. Так что застолья помню, а вот про украденные штаны забыл.

Я вот все думаю, что главное, что случается с нами в жизни — это люди, которые встречаются на пути. Мне на людей везло. Очень люблю нашу страну. Мне только бы хотелось, чтобы она была доброй, демократичной, красивой.

Ведь про Россию, про Москву всегда говорили: гостеприимная. Говорили про «сорок сороков». Эти купола, колокольные звоны, которыми столица зазывала в гости, чаевничала, угощала пряниками. Как бы я хотел, чтобы это вернулось. Как бы хотел!

Елена Булова